Г.А. Соболев

Москва – Санкт-Петербург

Экономический кризис лета 1998 года можно считать рубежом в развитии российской архитектуры конца 20го века. Период безудержного вложения денег в строительство закончился - экономические условия заставляют заказчиков и инвесторов более скурпулезно считать деньги и, соответственно, предъявлять архитектору новые требования, которые ведут к изменению архитектуры.

Мы находимся на перекрестке и должны выбрать новый путь движения. Сейчас самое время взглянуть на пройденную дорогу и понять, где же мы находимся. Смысл произошедшего в архитектуре я попытаюсь раскрыть на примере двух взаимополярных градостроительных моделей Москвы и Санкт-Петербурга.

Если рассматривать город как кибернетическую систему, в которой происходит постоянный обмен сигналами, а градостроительная структура организует этот обмен, то сравнение Москвы и Санкт-Петербурга дает интересные результаты.

Строительный бум 90х принес значительные изменения для структуры Москвы. Появились новые центры активности, возросли потоки, циркулирующие в системе города, как информационные, так и материальные. Старая система города уже не справляется с распределением этих потоков и нуждается в реорганизации. Строительство кольцевой дороги, третьего кольца - это первые шаги в сторону превращения Москвы из традиционного пространственно организованного города в супер кибер систему управления потоками, в которой архитектура теряет свой пространственный смысл и превращается в одну из информационных подсистем, действующей на одном уровне с рекламой, телевидением или компьютерной сетью. Здания становятся знаками, фасады которых играют ту же роль, что и логотипы корпораций, скорость их появления и изменения постоянно возрастает, в то время как пространственные характеристики зданий стремятся к универсальности и гибкости.

Изменения градостроительной структуры города происходят в ХХ веке не в первый раз, но каждый раз смысл этих изменений различен.

Строительный бум начала века, когда по Москве строилось огромное количество доходных домов, практически не изменил структуру улиц Москвы. Новые дома вписывались в контекст, сохраняя красные линии улиц, но изменяя высотность.

Радикальными стали изменения, внесенные генеральным планом развития Москвы 1935 года. Идеология молодого советского государства наложила на старую градостроительную структуру новую сетку, имевшую более политическое и военное значение, нежели смысл создания комфортабельной жилой среды. Система старых визуальных и смысловых связей высот церквей была перекрыта новой фронтальной застройкой, а в 50е годы появились и новые высотные ориентиры, организовавшие новое иерархическое пространство Москвы.

В 60е, 70е годы система Москвы была перекрыта еще одной сеткой - панельной застройки, начиная с проспекта Калинина и распространяясь на переферию города.

На каждом новом этапе развития Москвы происходит наложение нового семантического слоя на радиально-кольцевую структуру города. Каждый новый слой имеет сильные внутренние связи, каждое новое сооружение этого слоя отчетливо отражает его общие характеристики, но практически не вступает в диалог с другими слоями. Каждый слой имеет очень четко выраженный временной аспект. Глядя на Москву очень легко выделит эти временные параметры, в то время как пространственно каждый слой перекрывает весь город. Московская архитектура генерирует образы, знаки с большой легкостью, но структурные и смысловые связи между этими знаками очень подвижны и неустойчивы. Процессы, происходящие в Москве можно назвать правополушарными, как в правом полушарии человеческого мозга здесь царит хаос знаков, образов.

Теперь взглянем на Санкт-Петербург. Заложенный по единому плану, четко структурированный и организованный, он подчиняется единому закону развития. На каждом этапе архитектура сохраняет подчиненность единой градостроительной структуре, как, например, застройка Охты или эспланада Василевского острова. Конечно же Санкт-Петербург во многом продукт рационального западного мышления, но на мой взгляд, он являет собой жестко структурированную модель традиционной русской архитектуры 16-17 веков. Если сравнить расстановку визуальных связей Санкт-Петербурга с приемами организации пространства русских монастырей, то окажется, что они очень похожи. Те же смещения зданий от осей, та же сложная пространственная соподчиненность, в которой доминанты постоянно меняются местами. Адмиралтейство стоит на оси трех лучей, но при этом главным является боковой луч невского проспекта. Самая высокая вертикаль Петропавловского собора оказывается на краю композиции, а Исакиевский собор собирает своим куполом практически все вертикали города. Но в отличие от монастырей, где объемы существуют в открытом пространстве и человек свободно перемещается между ними, градостроительная структура Санкт-Петербурга строго программирует визуальные связи. Она является грамматикой города, правилами его прочтения как единого текста, записанного в пространстве и на каждом этапе сохраняющего свое единство.

Строительный бум 90х практически не затронул Санкт-Петербург, но на ближайшие 5 лет прогнозируют рост туризма в городе, а с ним и увеличение денежных потоков. Поэтому становится очень важным осмыслить роль градостроительной культуры города не как замкнутой на самое себя, а в общем российском культурном контексте. Если рассматривать Москву и Санкт-Петербург как два полушария мозга, то сохранение их функций и обмен информацией между ними может оказать мощный толчок в генерировании осмысленных урбанистических систем, действующих как живой организм. Левое полушарие, ответственное за сохранение языковой структуры обеспечивает передачу традиции геометрии связей, при том, что правое полушарие постоянно генерирует новые образы, но не в состоянии осмыслить их структурно. Дисбаланс такой системы ведет к разрушению единой модели.

В Санкт-Петербурге невозможно избегать общего смыслового поля города, в котором чужеродный объект будет выглядеть как грамматическая ошибка в письме аристократа. То, что возможно в Москве, в Санкт-Петербурге непростительно. Свободное отношение к правилам ведет в конце концов к их полному игнорированию, что в ситуации единого пространства Санкт-Петербурга грозит разрывами и провалами в его семантическом поле. Пока у петербургских архитекторов есть время для поиска смысла нового строительства в городе, и они могут рассматривать Москву как источник сырого материала архитектурных метафор, и будет обидно, если опыт строительного бума в Москве останется неиспользованным.

Двуполярная градостроительная модель, выходящая за рамки одного города, может оказаться прекрасным генератором нового смысла архитектуры.